«Когда это было, когда это было… Во сне? Наяву?»

Литературно-художественное издание «По волне моей памяти», только что вышедшее из печати мизерным тиражом в две тысячи экземпляров, наверняка ждет та же судьба, что и знаменитый одноименный музыкальный альбом Давида Тухманова. Квадратный формат книги и цветовое решение переплета создают полное впечатление, что перед нами – старая коллекционная виниловая пластинка…

9 сентября 1976 года. День, когда почил в бозе председатель Китайской Народной Республики Мао Цзэдун, был отмечен и еще одним, вполне рядовым на фоне мировых пертурбаций событием: на фирме «Мелодия» выпустили необычный для середины семидесятых музыкальный альбом «По волне моей памяти». Даже обложка пластинки отличалась от строгих одеяний ее виниловых собратьев: разноцветная, с нарисованными аллегорическими фигурками древнего мудреца с книгой, современного мотоциклиста и Афины Паллады в складчатой тоге… Художник Александр Шварц работал над оформлением пластинки так: Тухманов наигрывал на рояле в вольной последовательности музыкальные темы, а Шварц рисовал все, что приходило на ум.

Но ведь дело было совсем не в оригинальной обложке, а в песнях, которые хотелось слушать еще и еще, несмотря на их сложность, заучивая наизусть волшебные ритмы стихов Волошина и Сафо, Верлена и Бодлера, Шелли и Гёте. Об арт-роке тогда тоже мало кому было известно, как и о молодых певцах Александре Барыкине, Сергее Беликове, Александре Лермане и многих других музыкантах, моментально получивших всесоюзную известность. Давид Тухманов длительное время вынашивал идею гармоничного соединения классической музыки с популярными ритмами, несколько лет искал стихи, «которые могли бы уложиться в форму песен и звучать современно». Уже достаточно известный к тому времени композитор приоритет тем не менее отдавал текстам, многие из которых являлись переводами, но на пластинке можно было услышать исполнение и на языке оригинала – месседж Тухманова слушателям, что «поэзия-то, в принципе, непереводима».

« …В каком-то доме я увидел стоящий на книжной полке крошечный томик, размером с портсигар. Он смотрел через стекло, обложкой наружу, и я прочитал заглавие: «ИЗ ВАГАНТОВ». Из чего-из чего?.. Я не встречал раньше такого слова и не знал, впрочем, как и многие другие, что такое, или вернее, кто такие эти «ваганты». Раскрыв книжечку, я увидел стихи, а в предисловии прочёл, что «ваганты» — это странствующие студенты, бродячие школяры средневековой Европы», – рассказывал композитор.

Известные советские певцы с поставленными сильными голосами, часто выступающие в огромных концертных залах без микрофона, для идеи альбома никак не подходили: Тухманову микрофон был необходим для поиска «новых красок», и искал он совсем других солистов –

«современных, молодых, увлечённых музыкой. Работал устный телеграф, мы узнавали, что есть такой музыкант, такой певец, вот ребята из Риги, вот из Москвы… Люди играли в ансамблях при ДК, в ресторанах и с радостью хватались за возможность участвовать в проекте, сделать записи. Может, они были не слишком опытны, но внутренне готовы, чтобы это исполнять».

И ребята справились! Первый тираж пластинки полностью разошелся по рукам, так и не дойдя до прилавков фирменного магазина «Мелодия» и музыкальных отделов советских универмагов. Даже исполнители остались ни с чем: Игорю Иванову, исполнившему песню «Из вагантов», диск презентовал сам Тухманов, не помышлявший о таком немыслимом резонансе.

«Я считал, что работа сложная, эстетически слишком изысканная и вряд ли будет популярна. Повторяю, это был очень короткий период культурной жизни страны, когда сошлись очень многие вещи, ни до, ни после уже не сходившиеся. Что подтверждает моя дальнейшая творческая жизнь: я написал много вещей разной степени успеха, но повторения «По волне моей памяти» уже не случилось», – рассказал маститый композитор в одном из интервью сорок лет спустя.

Мечта осуществилась не полностью: не удалось включить в подборку созерцательную музыкальную композицию на стихи китайского поэта Ду Фу, жившего в первом веке нашей эры:

В лодке с высокою мачтой
Тихою ночью плыву я.
Гладя прибрежные травы,
Легкий проносится ветер.
Мир заливая сияньем,
Светит луна, торжествуя,
И над великой рекою
Воздух прозрачен и светел.
Если бы литература
Мне помогла хоть немного:
Освободила от службы —
Вечной погони за хлебом.
Ныне ж мое положенье
Схоже своею тревогой
С чайкой, которая мечется
Между землею и небом.

Мы ведь недаром вспомнили о кончине основателя КНР великого Мао: отношения Советского Союза с Китаем были в то время очень непростыми, и ни один худсовет не позволил бы стихам древнего китайца обозначиться даже в музыкальной теме. А вот классика в целом очень помогла протащить новаторский альбом через все цензурные рогатки и препоны. Кстати, и увлечение серьезной поэзией у молодых меломанов СССР началось именно после прослушивания композиций Давида Тухманова.

«Бархатная музыкальная революция», совершенная Давидом Тухмановым, давно стала перевернутой страничкой в истории. Но, если взять в руки новый поэтический сборник «По волне моей памяти», то мелодии почти полувековой давности тут же начинают звучать с новой силой, говоря нам о том, что музыка и поэзия, соединяющие временны?е эпохи, вечны и неразделимы.

Шарль Бодлер:

Дитя, сестра моя,
Уедем в те края,
Где мы с тобой не разлучаться сможем.
Где для любви — века,
Где даже смерть легка,
В краю желанном, на тебя похожем.
И солнца влажный луч
Среди ненастных туч
Усталого ума легко коснётся.
Твоих неверных глаз
Таинственный приказ.
В солёной пелене два чёрных солнца.

Анна Ахматова:

Было душно от жгучего света,
А взгляды его – как лучи.
Я только вздрогнула: этот
Может меня приручить.
Наклонился – он что-то скажет…
От лица отхлынула кровь.
Пусть камнем надгробным ляжет
На жизни моей любовь.
Не любишь, не хочешь смотреть?
О, как ты красив, проклятый!
И я не могу взлететь,
А с детства была крылатой.
Мне очи застит туман,
Сливаются вещи и лица,
И только красный тюльпан,
Тюльпан у тебя в петлице.
Как велит простая учтивость,
Подошел ко мне, улыбнулся,
Полуласково, полулениво
Поцелуем руки коснулся –
И загадочных, древних ликов
На меня посмотрели очи…
Десять лет замираний и криков,
Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его – напрасно.
Отошел ты, и стало снова
На душе и пусто и ясно.

Поль Верлен:

Струил закат последний свой багрянец,
Еще белел кувшинок грустных глянец,
Качавшихся меж лезвий тростника,
Под колыбельный лепет ветерка.
Я шел, печаль свою сопровождая,
Над озером, средь ив плакучих тая,
Вставал туман, как призрак самого отчаянья.
И жалобой его казались диких уток пересвисты,
Друг друга звавших над травой росистой.

Из вагантов:

Во французской стороне,
на чужой планете,
предстоит учиться мне
в университете.
До чего тоскую я –
не сказать словами…
Плачьте ж, милые друзья,
горькими слезами!
На прощание пожмем
мы друг другу руки,
и покинет отчий дом
мученик науки.
Вот стою, держу весло
через миг отчалю.
Сердце бедное свело
скорбью и печалью.
Тихо плещется вода,
голубая лента…
Вспоминайте иногда
вашего студента.

Литературно-художественное издание «По волне моей памяти»